Я полагаю, что Чайковский - номер первый в русской музыке за всю ее историю. И никто не убедит меня в обратном. Та вершина, которой он достиг в Шестой симфонии, осталась непревзойденной. Разве что 15-я Шостаковича, может быть, находится на той же высоте.
И, опять-таки, по моему разумению, Чайковский является открывателем нового типа симфонизма. Не секрет, что не так уж редко проводились параллели между симфоническими жанрами и литературными. Сравнение g-moll'ной (№40) симфонии Моцарта с романом Гёте ("Страдания юного Вертера") стало общим местом (но, ИМХО, это неудачная и поверхностная параллель). Так вот Чайковский изобрел (неважно, сознательно или интуитивно) симфонию-повесть. Повесть в духе Чехова и даже Горького; то, что у Чехова называли жестоким реализмом. Я немного писал об этом на блогспоте.
И - никакого спасения души. "Но Меженецкий не ожил", - вспоминаем мы сардоническую заключительную фразу рассказа Л. Толстого "Божеское и человеческое".
***
Даже такой штатный моцарто- и шопенофоб, лютый ненавистник романтизма, как Глен Гульд, ставил Чайковского на первое место в русской музыке 19 века. Он ограничивался 19 веком, а в 20-м считал первым номером Прокофьева. Это я не комментирую. "Жираф большой, ему видней".
